В повести Эдуарда Русакова «Царь-сторож» (2010), как и в рассказе «Комендантский час», действие происходит в России, разделенной на зоны: китайскую, японскую, американскую, английскую и так далее. Итак, зона Ру, город Кырск, резервация для последних русских в Сибири. В своей квартире в коме уже более четверти века лежит герой повести. Когда-то в начале восьмидесятых работал врачом-психиатром, но мечтал о литературной карьере, писал стихи и рассказы, успел выпустить пару книг, в местном издательстве готовилась к выходу книга. Но затем все его мечты и планы рухнули в один день. Его вызвал к себе Большой Начальник и буквально приказал убираться вон из города со своими идеологически враждебными стишками. Обескураженный молодой литератор добрался домой, прошёл мимо недоумевающей матери и юной жены с младенцем-сыном, лёг, не раздеваясь, в свою постель – и теперь лежит на этой кровати уже лет тридцать, не меньше, а может, и больше. За это время его мама давно умерла, постарела жена, а у сына поседели виски.

Потом была Перестройка, крах страны и вот теперь наблюдающей его китайский врач Цзянь Куй, который параллельно спит с его женой, прикладывает все силы для того, чтобы все же попытаться вывести нашего героя из комы. «Мы заботимся о сбережении не только ваших лесов и нефти, чистой воды и электроэнергии, но и людских ресурсов. Каждый талантливый человек – а среди русских очень много людей одарённых! – так вот, каждый такой человек находится у нас на особом учёте… Особенно мы стараемся сберечь каждого поэта, художника, философа, учёного... К сожалению, почти все они уже сбежали на Запад, но кое-кто ещё остался... И мы хотим сохранить здесь, в Сибири, в зоне Ру, этот духовно-интеллектуальный потенциал, мы очень стараемся…». Но никто не знает, что вот уже несколько лет, как очнувшийся после инсульта и четвертьвековой комы бывший писатель и поэт, притворяется «овощем». На самом деле он всё видит, всё слышит, но молчит. Он не желает иметь ничего с новым миром. Он ему не по душе. «И я не хочу принимать участия в этой жизни, которая мне совсем не нравится. Уж я лучше останусь мумией, паралитиком, живым трупом, вечным сторожем в зоне Ру. Подожду, чем всё это закончится…»

А когда тайна, наконец, открылась, все родные бросили его одного. Они были возмущены, узнав о многолетнем притворстве. Особенно взбесилась жена. Оставили полный холодильник продуктов, пачку юаней на столе, мешок свежих памперсов и включённый телевизор. Доктор Цзянь Куй уговаривал героя устроиться на работу в свою клинику, но тот попросил лишь одного: «С вами я никуда не пойду. И в дом-интернат, если честно, мне тоже не хочется. Свою вонь ещё нюхать можно, чужую – нет. Остаётся один вариант – вы меня оставляете тут одного. Запираете двери, занавесите окна, чтоб никто не совался». Прошло еще какое-то время. И когда по телевизору узкоглазая дикторша передавала последние известия о том, что «...сегодня в зоне Ру умер последний русский и за Уралом до Владивостока не осталось ни одного русского…», ему оставалось только кричать: «Неправда! А я-то жив! Я ведь жив! Я жив!..»