Автобиографический очерк




Родился я 29 сентября 1929 года в центре европейской части России – городе Воронеже, а всё детство прошло в станционном посёлке небольшого городка Россошь Воронежской области. Отец работал на железной дороге машинистом паровоза, а мать учительствовала в школе, вела начальные классы. С родителями мне повезло. Они дали мне всё: высшее образование, родительскую заботу и любовь, несмотря на то, что я был приёмным сыном. Дай бог каждому таких родителей.
В 1937 году отец был арестован якобы за участие в каком-то «Шахтинском деле». Абсурд, конечно. Дали ему десять лет лагерей и сослали на север Урала пилить лес. Мать писала во многие инстанции, что отец ни в чём не виновен и что в Шахтинске он никогда не был, и что его оклеветали. Свои письма она неизменно начинала словами: «В Советском Союзе человек безвинно пострадать не может...» И только когда написала Н. К. Крупской, то политическую статью заменили на бытовую – халатность. В те тяжёлые времена это, явно, был беспрецедентный случай. В 1939 году отец вернулся домой. На прежнее место работы он не пошел, а устроился машинистом паровоза на узкоколейке при Ольховатском сахарном заводе.
Но вскоре началась война. А так как у отца, как машиниста паровоза, была «бронь», то он не был призван в армию.
В памяти навсегда остались постоянные ночные бомбёжки немцами станции Россошь. Через неё немец рвался к излучине Дона, наиболее близко отстоящей от Волги, откуда была короткая дорога до Сталинграда. Кроме того, им нужно было перерезать важнейшую железнодорожную магистраль, связывающую Центр с Кавказом. В итоге наша квартира была разрушена немецкой авиабомбой, а мы всей семьёй чудом остались живы...
Пришлось переехать в сам город Россошь. Там мы поселились в частном доме папиного брата, который уже был на фронте. На всю жизнь запомнился трагический эпизод, связанный с появлением над городом самолёта, на фюзеляже которого чётко выделялась красная звезда. Преследуемый взрывами немецких зенитных снарядов, он храбро летел так низко, что с земли его можно было хорошо рассмотреть. От появления нашего самолёта мы, пацаны были в полном восторге, радостно махали руками и во всё горло кричали: «Наш! Наш! Ура!..» Развернувшись, самолёт возвратился и неожиданно сбросил бомбу прямо в самую гущу наших военнопленных, которых немцы держали на городском рынке...
Не могу упустить случая рассказать, как наши женщины-лётчицы на двукрылых самолетах «У-2» вели ночные бомбардировки Россоши. Это было похоже на настоящий спектакль, разыгрываемый в небе. Именно за это немцы и называли наших лётчиц «ночными ведьмами». А всё дело в том, что ещё на подлёте к городу лётчица выключала мотор и, самолёт, перейдя на планирующий полёт, становился не только невидимым в чёрном небе, но и неслышимым. Лишь короткое и тихое «ш-и-и-и» доносилось сверху, когда машина пролетала над головой. Немцы очень боялись ночных бомбардировок, и, как тараканы, сразу прятались в щелях и различных укрытиях. Затем лётчица выбрасывала на маленьком парашюте фонарь, и вокруг становилось светло, как днём, хоть газету читай. От отчаянья немцы открывали по фонарю огонь из винтовок, пулемётов и автоматов. Но попасть в него было почти невозможно. За время, пока фонарь опускался, лётчица успевала засечь нужную цель и уничтожить её. И только оказавшись за городом, включала мотор...
Запомнилась и масса других интересных эпизодов. Расскажу ещё об одном, но теперь уже о несколько забавном случае, как немцы и наши бомбили небольшой автогужевой деревянный мост через реку Россошь. Сначала это безуспешно делали немцы. Много они сбросили бомб, но так и не попали в него. А когда захватили город, то теперь бомбить его стали наши. Делали они это с хитрецой и выдумкой. Кроме бомб, сбрасывали бочки с бензином, связанные пучки железнодорожных рельсов и даже облитые бензином горящие соломенные тюки. Но мост, словно заколдованный, выстоял.
Несколько лет назад я побывал в городе Россоше и ради любопытства решил посмотреть на героический мост. Оказалось, что через реку был уже переброшен солидный современный мост, а где-то сбоку внизу едва виднелся старенький, весь в дырах мосток... А сколько хлопот он доставил и немцам и нашим...
Трудно было выжить в оккупированном городе, и мы в то же год переехали к бабушке в деревню Поддубная. От Россоши до неё было не менее сорока километров. А ближайшая железнодорожная станции Митрофановка располагалась более чем в двадцати километрах. Настоящая глубинка.
Тяжело достался нам тот переезд. Вещи перевозили на ручной двухколесной тележке. Сделали четыре ходки. Вскоре, как только немцев разгромили под Сталинградом, освободили и нашу деревню. Я помню, какими измождёнными отступали наши солдаты, и какими боевыми, отлично вооруженными и прекрасно экипированными возвращались на упитанных лошадях и... в погонах. Отец сразу ушел в армию. В гражданскую войну он под Царицыным (Сталинградом) водил бронепоезд имени Алябьева. Взяли его на бронепоезд и в этот раз. Но теперь он уже служил под Москвой.
Пока шла война и отец служил в армии, мы с мамой ещё два года жили в деревне. За это время в сельской школе я закончил шестой и седьмой классы.
После войны отец вернулся домой с первой партией демобилизованных и сразу же уехал на прежнее место работы в село Ольховатку. Следом за ним потянулись и мы с мамой...
Отец по-прежнему работал машинистом паровоза – по узкоколейке водил поезда до станции Россошь. Как-то летом мы с товарищем проникли на сахарный завод и спрятались под центрифугой. Нам повезло, сахара там оказалась целая куча. Он был ещё влажный. Комкая в руках, мы наелись его до отвала. Но потом всю ночь нас так «полоскало», что на сахар мы долго смотреть не могли.
Наступал голодный 1947 год. К тому времени я учился в девятом классе. У нас была дойная коза. Я даже научился её доить. А вот с хлебом была просто беда. Его тогда выдавали по карточкам – 300-400 г на работающего и лишь 200 – на иждивенца. Чтобы как-то утолить голод, я часто покупал морс, заправленный сахарином. В итоге заработал себе дистрофию и попал в больницу. Там меня чуть подкормили и выписали. Болезнь, вроде, прошла, но физически я ещё был настолько слаб, что даже не мог донести до школы портфель с учебниками. Тогда я привязывал к нему верёвку, да так и волочил до школы...
Спасаясь от голодовки, родители завербовались на Урал. Вербовщик говорил, что там такой голодовки нет, да и работы полно. А чтобы получить подъёмные, родители завербовали и меня. Документ об окончании девятого класса мне выдали без экзаменов. Так мы оказались в Каменск-Уральском Свердловской области, а точнее, это был современный посёлок городского типа при Уральском алюминиевом заводе (УАЗ). Не обманул нас вербовщик – такой голодовки, как там, откуда приехали, на Урале, действительно, не было.
Отец стал работать по специальности на подъездных путях, мать учительствовала, а я устроился помощником машиниста экскаватора на песчаном карьере. Постепенно физически я окреп, а то кувалду с трудом поднимал...
В октябре 1947 года, не прерывая работу, я пошел в десятый класс вечерней школы рабочей молодёжи. Но вскоре наступили холода, затрещали морозы, и добычу песка пришлось прекратить. Экскаватор поставили на ремонт, а мне, как самому грамотному в ремонтном цехе, поручили писать на листах фанеры предоктябрьские лозунги. Таким образом, я получил доступ к различным краскам, лежащим без дела на складе. Рядом, через дорогу, располагался рынок. Я иногда заходил туда, чтобы купить химпаёк или что-нибудь на обед. Там моё внимание привлёк художник, продававший небольшие картины, изображавшие симпатичных котят, сидящих в плетёной корзине. «А что, – серьёзно подумал я, – такую картину и я могу написать».
Котят, конечно, писать я не стал, а взялся за лебедей. Картина выглядела примерно так: озерко, на нём лебедь с гордо изогнутой шеей, с обеих сторон камыши, лягушка на большом сердцеобразном цветочном листке, а на противоположном берегу – ветвистое дерево, возле которого под соломенной крышей расположился небольшой домик с двумя окошками. «Ну, чем не чудо?» Вот такую картину я и выставил на продажу. Её тут же купили. Воодушевившись, я написал ещё несколько таких же картин. Они тоже не залежались. Но всё испортила одна солидная дама, назвав мои картины «издевательством над искусством...» Может, она и была права? После такой нелицеприятной критики я оставил свое художество...
Позже мне приходилось работать на погрузке и распиловке брёвен на чурки, предназначенные для газогенераторных машин, а также возить в бочках бензин к бензоколонкам. Последнее считалось вредным производством, и мне выдали робу рыжего цвета и химпаёк. Иногда я не успевал заскочить домой, чтобы переодеться, и в таком виде, «благоухая» бензином, появлялся в классе вечерней школы...
Получив аттестат зрелости, я уехал в столицу Урала Свердловск (ныне – Екатеринбург) и поступил в Свердловский горный институт имени В.В. Вахрушева на горный факультет: получилось как бы продолжение моей первой рабочей профессии. Скоро в этот город перебрались и мои родители. Отец сразу устроился на работу в пожарную команду при Химмашзаводе – там ему сразу дали небольшую комнатку в новом доме, а чуть позже мы сняли под жильё половину частного дома в Нижне-Исетске. Но серьёзно заболела мама. Видно, здоровье не выдержало огромных стрессов, которыми была переполнена наша жизнь.
Тем временем я продолжал учиться. Даже стал получать стипендию – 29 рублей. В то время все студенты Горного института носили двубортную тёмно-синюю форму, украшением которой были красивые контрпогоны. До сих пор их храню как реликвию...
По окончании Горного института я получил специальность горного инженера и по распределению был направлен на, расположенный рядом со Свердловском, Шарташский каменный карьер, занимавшийся снабжением строек этого города гранитным щебнем и бутовым камнем. Проработав немного начальником горного цеха, вскоре перевёлся на должность начальника карьера Просяновского каолинового комбината, расположенного в Днепропетровской области. Кругом были исторические места, где некогда гулял сам батька Махно. Все хатки на сотни километров вокруг стояли беленькие, так как белили их каолином. За белой глиной к нам приезжали посланцы со всей Украины.
Проработав несколько лет на карьерах, я понял, что моё призвание не столько руководить, сколько самому создавать что-то новое. Вот тогда я и вспомнил, как заместитель директора Свердловского горного института предлагал мне работу на кафедре открытых горных работ. Видно, понравились мои нестандартные решения в курсовых и в дипломной работе. Но тогда мною руководила романтика, да и квартиры скоро не обещали, и я отказался.
Впоследствии важнейшие фрагменты моего диплома были опубликованы в солидном «Горном журнале», а сам диплом, в качестве примера, как сказали в архиве, был отправлен в Ленинградский горный институт.
Вернувшись в Свердловск, я поступил в научно-исследовательский и проектный институт «Унипромедь», в котором почти десять лет занимался проектированием различных карьеров и шахт. Опыт в этой области знаний я получил колоссальный. Впоследствии он очень и очень мне пригодился.
Именно работая в этом институте, я стал серьёзно заниматься литературным творчеством. Но это уже было потом. А до того, пройдя по жизни и познав очень многое, я всё чаще и чаще стал задумываться о будущем. Случилось так, что в известном журнале «Техника – молодежи» был объявлен конкурс на лучший научно-фантастический рассказ. Один из рассказов, присланных кем-то на конкурс, я прочитал и понял, что такое творчество мне вполне по плечу. Но тревожила мысль: «Не получилось бы так, как с лебедями». К тому времени в моем сознании уже вертелось несколько фантастических сюжетов. Один из них я быстренько отправил на конкурс. Впоследствии оказалось, что опоздал – конкурс уже закрыли. Однако я не отчаялся. Напротив, написал ещё пару рассказов, но... никуда не отправил. И все же что-то настойчиво продолжала толкать меня к литературному творчеству, и больше всего к научной фантастике. Может быть, это сказывалось мое стремление к изобретательству и познанию нового?
Как-то случайно, а, может, и нет, я зашел в редакцию областной молодёжной газеты «На смену». Тогда она находилась в «Доме прессы» на улице Ленина, 49. Кроме неё, здесь располагались редакции еще двух газет: «Вечерний Свердловск» и «Уральский рабочий». Редактор отдела информации попросила меня дать или самому написать какой-нибудь информационный материал для публикации. Я тут же откликнулся. На следующий день моя заметка увидела свет на первой странице этой газеты.
Так начался мой журналистский «бум»... Заметки во все три газеты посыпались от меня, как из рога изобилия. Именно на них я оттачивал свой стиль и литературное мастерство. Наконец, я почувствовал, что нужно переходить к серьёзной научной фантастике. Захотелось написать что-нибудь эдакое, не истрёпанное. И вдруг меня как током прошибло: «Пиши о том, что очень хорошо знаешь. Вот тогда и не ошибёшься». Это была чья-то подсказка. И я немедленно ею воспользовался. «Значит, буду писать что-то связанное с землёй, – решил я. – Не стану лазить по готовым подземным выработкам, об этом уже много написано, а буду двигаться под землёй на специальной машине».
Её я назвал землеходом. Ведь она так нужна была для поиска новых месторождений. И сразу же завертелось в уме: «какой же должна быть такая машина?» Я верил, что когда-нибудь выдуманный мной землеход станет реальностью. Но заранее написать об этом было равносильно тому, что побывать в будущем. И я с воодушевлением окунулся в литературное творчество…
В итоге была написана моя первая научно-фантастическая повесть «Погоня под землёй». Но это была ещё рукопись. «Где же опубликовать её?» И тут мне помог случай, а, может, так и должно было быть. Я узнал, что в Свердловске готовится к выпуску первый номер журнала «Уральский следопыт». Просили присылать рукописи. На всякий случай, своё творчество я отправил туда. И уже скоро мне позвонил главный редактор журнала Вадим Очеретин и вежливо попросил дать разрешение на публикацию моей повести. Я так обрадовался, что от счастья был на седьмом небе…
Забегая вперёд, скажу, что в 2007 году я издал книгу под тем же названием, но теперь уже в выдуманном мною жанре научно-фантастического детектива. Причём первоначальный вариант я так дополнил и переработал, что от первоисточника почти ничего не осталось.
Воодушевлённый первой публикацией, я немедленно приступил к написанию следующей повести на эту же тему. Но теперь меня манили неведомые глубины Земного шара, так как землеход из первой книги был предназначен в основном для горизонтального перемещения в верхних слоях нашей планеты. Теперь нужен был совершенно новый сюжет, а главное – принципиально новая подземная машина, приспособленная для вертикального спуска и подъёма. Новую машину я сразу назвал на иностранный манер литоскафом. Было и другое название – геоход, но я приберёг его для другого случая.
С появлением в мыслях такой машины спонтанно пришел и сюжет новой повести. Будто кто-то подбросил его. Я сразу же сел за стол и, почти не отрывая пера от бумаги, лихим наскоком написал начало: «Инженер Торн открыл глаза и, не понимая, где он находится, в недоумении осмотрелся». С этой строки всё и началось. Сюжет шел сам собой впереди моих мыслей, так что его я едва успевал записывать...
В итоге появилась повесть, которую кроме как «Подземным Робинзоном» назвать было нельзя. Ведь мой герой один оказался случайно в необычной машине, медленно опускающейся в жерло потухшего вулкана... Но так как в советской идеологии такие штучки с человеком были недопустимы, то из Торна пришлось сделать потомка русских эмигрантов, проживавших в какой-то американской стране. «Всё равно, ведь, он же наш, русский! К тому же...» Нет, не буду дальше раскрывать сюжет.
Эта повесть была тоже опубликована по просьбе редакции, но уже газеты «На смену». Произошло это в июле – августе 1958 г в двадцати газетных номерах. В киосках газета не залеживалась. С затаённой радостью я наблюдал, как «Подземного Робинзона» читали в троллейбусах, трамваях и в парке на лавочках...
Следом за двумя повестями вскоре увидел свет и мой рассказ «УМ». Его идея мне пришла в читальном зале привокзальной библиотеки города Челябинска. Я возвращался из командировки и зашел в неё, чтобы скоротать время до отхода поезда на Свердловск. Взял подшивку каких-то журналов и углубился в чтение. Очень много было интересных статей, но времени уже не хватало: поезд ждать не будет. И я подумал, что не плохо бы было создать прибор для ускоренного мышления. Возвратившись домой, я, долго не думая, написал рассказ про созданный учеными ускоритель мышления, а в качестве интриги обыграл сокращённое его название – «УМ». Напечатан он тоже был в газете «На смену».
Позже по заявке одной из заводских газет написал научно-фантастическую юмореску под названием «Антирастин» и ещё несколько других рассказов в жанре фантастики. Один из них – «Тайна лунного свечения» был впервые опубликован в 2010 году в сборнике моих работ пятидесятых-шестидесятых годов под общим названием «Погоня под землей». Эта книга открыла рубрику: «Классика Уральской фантастики». Напечатана она была в Екатеринбурге под патронатом Якова Васильевича Разливинского. Спасибо ему большое, что он откопал меня.
В начале шестидесятых годов появилась возможность посетить Соединённые Штаты Америки. По нашим современным ценам путёвка стоила всего ничего – 720 рублей. Но при сторублёвых окладах того времени это было чрезвычайно дорого. Такое объявление долго висело у входа в институт Унипромедь. Так что, проходя мимо, я каждый раз спрашивал себя: «Кто же купит такую дорогую путёвку?»
К тому времени какая-то сумма лежала на моей сберегательной книжке. Я тут же достал её и понял, что на эту путёвку денег у меня хватит. Все они были заработаны честным трудом. Это и премии за ввод двух горных объектов в эксплуатацию, и два гонорара за публикацию двух первых моих повестей, ну и прочие сбережения.
О том, что я мог бы купить такую путёвку, дёрнуло меня заикнуться об этом в присутствии своих сотрудников. Услышав такое, они все набросились на меня: «Не жалей денег! Ты молодой, ещё заработаешь! Может, это единственный случай побывать в Америке, зато впечатления останутся на всю жизнь!» И я решился.
Рассказывать о том, что я видел в Америке, в этом очерке я не буду. Скажу лишь, что от поездки за океан я получил огромное удовольствие. Но, главное, мне удалось выяснить, что в самой богатой стране капитализма проблем для простых людей оказалось гораздо больше, чем в нашем тогдашнем социализме. Не буду перечислять их, так как каждый теперь хорошо знает эти проблемы на собственном горьком опыте сегодняшней жизни…
В феврале 1978 года свои впечатления от этой поездки я изложил в стихотворной форме под названием «Свободная» Америка». Эта работа долго лежала в моём архиве. И когда в 2008 году, а это спустя тридцать лет, я прочёл её, то понял, что с выводами о чёрной сути этого хвалёного строя я тогда не ошибся. Эта «болезнь», как свинячий грипп, докатилась и до стран бывшего СССР. В итоге сам собой напрашивается ещё один нелицеприятный для развитого капитализма вывод: что труженикам, простому люду он не нужен. На нем жиреет лишь небольшая кучка людей, дорвавшихся до власти с помощью воровства и подкупов. И законы они создают под себя, чтобы продолжать оставаться у власти… «Свободная» Америка» была опубликована в 2009 году в 3-ом номере малотиражного крымского альманаха «45 меридиан». Её можно найти в Интернете.
В своих пояснениях я немного забежал вперёд. Путешествовать по свету мне очень понравилось. Поэтому в следующем, 1961 году я отправился в круиз на теплоходе «Эстония» по маршруту: Чёрное море, Средиземное, Атлантический океан – вдоль западного побережья Африки, до экватора и обратно. За 36 дней мы посетили Турцию, Италию, Марокко, Сенегал, Берег Слоновой Кости, Гвинею, Тунис и Грецию. Это было незабываемое путешествие. Если поездка в Соединённые Штаты была больше похожа на политический акт, то путешествие на теплоходе стало отличным отдыхом.
В Африку я прихватил с собой киноаппарат Киев-16, полные карманы кассет и чемодан киноплёнки. С аппаратом я никогда не расставался. Удалось снять много интересного из жизни и быта африканцев, что помогло мне создать звуковой видовой фильм «К Берегу Слоновой Кости». В 1962 году он был показан в Москве на конкурсе «Лучший любительский фильм для телевидения» и награждён специальным дипломом Госкомитета по радиовещанию и телевидению при Совмине СССР.
Не забросил я и литературное творчество. Написал две киноповести: «На острие меча» и «Сын командира», которые ещё не изданы, а также научно-фантастическую повесть «Уничтоженный мир». Две последние я доработал только при выходе уже на пенсию, а «Уничтоженный мир» в 2009 году удалось издать книгой...
После двух таких замечательных путешествий я по линии общества «Знание» несколько лет читал лекции по материалам туристических поездок в Америку и Африку.
По окончании десяти лет работы в институте «Унипромедь» мне предложили перейти в научно-исследовательский Институт горного дела (ИГД), предупредив, что там нужно будет писать диссертацию. К тому времени, после ряда побед в литературном творчестве, я сильно притормозил в этой области. Поэтому такое предупреждение меня нисколько не испугало, а даже обрадовало. «Ну, что же, – мысленно согласился я, – попробую написать диссертацию».
Над диссертацией я работал, не выходя в аспирантуру. Прошло чуть более двух лет, как я положил её на стол своего главного шефа Шилина Александра Никифоровича, чем сильно удивил его:
– Когда это ты успел написать её?! Даже ничего не сказал мне.
– Да просто не хотелось отвлекать вас от работы, – смущенно ответил я.
Как-то, в коридоре редакции газеты «На смену», я встретил знакомого писателя.
– Опять что-то принёс? – поинтересовался он. – Рассказ или повесть?
– Да нет, – скромно ответил я, – хочу заказать клише для автореферата.
– Так ты уже и диссертацию написал?! – удивлённо воскликнул он.
Ознакомившись с диссертационной работой, Александр Никифорович дал добро на её защиту, даже согласился быть моим оппонентом. В 1968 году, в октябре месяце, мне удалось успешно защитить её. А уже через месяц Высшая аттестационная комиссия (ВАК) присвоила мне учёную степень кандидата технических наук...
В 1969 году по семейным обстоятельствам мне пришлось покинуть город Свердловск и с кандидатским дипломом в кармане временно переехать в Ново-Михайловку, расположенную на берегу Чёрного моря недалеко от Туапсе. К тому времени у меня уже было две дочери, а мать и отец умерли.
Проработав немного на расположенном далеко в горах ртутном руднике, я в 1970 году был приглашен на работу в Институт минеральных ресурсов (ИМР), расположенный в Симферополе.
В этом институте я 30 лет занимался уже давно знакомым мне делом – геолого-экономической оценкой разведываемых месторождений. Фактически нужно было ответить на вопрос: стоит ли вкладывать большие деньги в дальнейшую разведку и последующую эксплуатацию некоего разведываемого месторождения? На этом поприще мне удалось сэкономить государству ни одну сотню миллионов рублей.
За время работы в ИМРе я вместе с женой каждый отпуск отправлялся по какому-либо туристическому маршруту. Мы объездили весь Кавказ, Украину, побывали в Молдавии, Прибалтике, в Москве и Ленинграде. Неизменно всегда со мной была кинокамера... Из этих поездок мы сделали вывод, что лучших мест для туризма, чем в нашей стране, нигде больше нет.
К концу восьмидесятых годов у меня уже была готова к защите докторская диссертация. Но защитить её я не успел, так как развалился Советский Союз, и всё в одночасье рухнуло!..
Вскоре грянула всеобщая компьютеризация. Освоив программирование, я, исходя из своего богатого опыта, почти в одиночку создал компактную многоплановую программу, так необходимую для скоростной геолого-экономической оценки месторождений. Теперь вместо десяти-двенадцати человек оценить месторождение могли всего один-два специалиста, причём за несколько дней, а не в течение шести-двенадцати месяцев, как было ранее. Программу я назвал АСТЭРОИДом, но не в честь летающих в космосе каменных глыб. Это была аббревиатура, которая в расшифровке звучит так: «Автоматизированная система технико-экономических расчётов обогащения и добычи (полезных ископаемых)».
С выходом на пенсию в 2000 году, я основательно переделал на современный лад многие свои произведения раннего периода и в итоге издал четыре книги и два рассказа. Являюсь членом клуба фантастов Крыма. Заинтересовалось мной и крымское телевидение – устроило на канале «Крым» со мной интервью…
Заниматься литературным творчеством здоровье мне пока позволяет, так как забота о нём давно стоит у меня на первом месте. Пускать его на самотёк — все равно, что медленно, но верно двигаться в сторону кладбища. Более тридцати лет я бегал по утрам трусцой. Но наука не стоит на месте, и она предложила альтернативный вариант тренировки сердечно-сосудистой системы без утомительных беговых нагрузок. Теперь каждое утро я делаю специальную суставную гимнастику, не поддаюсь вредным привычкам, за столом знаю меру, а перед сном тридцать минут дышу в пустую двухлитровую банку по методу «Самоздрава»... В общем, во всём стараюсь соблюдать здоровый образ жизни. Ведь жизнь так прекрасна!..

© Виктор Ковалев, 2010