Прекрасный рассказ Александра Измайлова о мистическом путешествии по старому Петербургу под названием «Призрачный час» (1912) представляет читателю доцента Крематорского, который после долгих ночей над рукописью об истории этого города, в одну из белых ночей пошел проветриться по набережной Невы. Он медленно шел и отдыхал, впитывая запахи шумной ночной столицы. Мимо проносились извозчики и автомобили, ходили парочки, прогуливались толпы людей. И тут Крематорский увидел посреди дороги странного вида старика. «Что-то до такой степени старообразное, ветхое, мертвенное было в этом старике, до такой степени несогласимое с этими несущимися перед ним экипажами, что нельзя было не остановиться и не засмотреться. Пергаментный старик стоял, уткнув палку в землю, точно окаменевший или застигнутый столбняком. Весь он был точно старый жухлый гриб на свежей поляне».

Тот стоял посреди улицы, рискуя был сбитым проезжающими экипажами. Доцент перевел старика на тротуар. Старик с ним заговорил и это был не столько диалог, сколько монолог, перемежающийся рассуждениями о тленности всего сущего и призрачности окружающего мира. «Не кажется ли вам, что в этот час мертвеет все живое и оживает мертвое?.. Вы хотите сказать, что я путаю хронологию, но разве обязательна хронология для петербургской белой ночи, и, в конце концов, что такое Время?.. Милостивый государь, допустите на минуту действительность царства мертвых, и неужели вы думаете, что мертвых не тянет туда где они любили, творили, вкушали восторги, страдали, умирали в корчах, качались в петле веревки? Неужели Фальконету неинтересно посмотреть на медного гиганта посреди площади, или Монферрану на Исаакия?»

Крематорский не мог отогнать от себя ощущения, что он разговаривает с призраком из прошлого. Он уже несколько раз порывался спросить у старика, кто он таков. Первые подозрения блеснули у него, когда старик заявил, что он каждую ночь выходит на набережную Невы и смотрит на Академию художеств, которую построил несчастный архитектор Александр Филиппович Кокоринов. Но тогда он еще не смог оформить свои подозрения в ясную мысль. Но вот загадочный его спутник произнес следующее: «И все-таки все это умрет!.. Инженерный замок превратится в груду кирпичей, которые из красных станут серыми. От Исаакия останутся одни руины, как от форума в Риме. В летнюю ночь луна будет серебрить уцелевшие колонны, поросшие сорной травой, и мелкие воры растащат золоченые листы провалившегося купола. В один день или в одну ночь Александровская колонна гулко рухнет на пустую площадь и расколется на куски. Туристы будут приезжать сюда, смотреть на то, что осталось от исторического города, как ныне ездят в Помпеи. Так проходит слава мирская!..».

Молодой доцент, осознав несомненную правдивость и страшную трагичность этих слов, пораженный застыл посреди улицы и... очнулся только в больнице. Он выжил после того, как его сбил автомобиль, а когда к нему пришло ясное сознание, он вдруг вспомнил, как кончил свою жизнь архитектор Кокоринов. Старая легенда гласила, что вечные интриги к концу жизни привели Александра Филипповича в состояние черной меланхолии. В одну ночь он вышел на набережную посмотрел на творение своих рук. И здесь злое чувство творческого разочарования пронзило его на смерть. Он прошел на свой чердак, и на утро старого ректора академии вынули из петли...

P.S. Обстоятельства смерти первого директора Императорской Академии художеств породили одну из многочисленных петербургских легенд, известную как «Призрак академии художеств». Рассказывают, что душа самоубийцы, не получив упокоение в Вышнем мире, обречена вечно бродить в созданных им когда-то стенах.